Поэт и гражданин из черного гетто, бунтарь и философ, первопредок хип-хопа, автор текста и лозунга «The Revolution Will Not Be Televised» скончался в нью-йоркской больнице в возрасте 62 лет.
Он родился в семье ямайского футболиста по прозвищу Черная Стрела, ставшего первым чернокожим, который вышел на поле в футболке шотландского «Селтика». Он провел детство с бабушкой, а в 13 переехал в Бронкс — голосом, душой и защитником которого стал впоследствии. Он выпустил свой первый роман и свою первую пластинку, когда ему было 20; пластинка представляла собой запись концерта в небольшом нью-йоркском баре, где Скотт-Херон читал и пел свои пламенные стихи о несправедливости, лицемерии, консюмеризме, среднем классе и революции под аккомпанемент фортепиано и перкуссии. Вместе с другом и творческим партнером Брайаном Джексоном в 70-х Скотт-Херон делал красивейший умный соул, что окружал его тексты прозрачным трепетным звуком. Сам по себе — невольно проложил дорогу хип-хопу, и важно было даже не то, что он читал стихи под ритмичный стук барабанов или перкуссии, а то, как он это делал: с интонациями неистового мудреца, заступника и праведника, который знает, что зло сильнее, но все равно вызывает огонь на себя. Он сочинил текст «The Revolution Will Not Be Televised», который с тех пор сам по себе стал чем-то торговой марки, — но в этом уж автор не виноват, он-то делал все, чтобы этого не произошло. Он повествовал о подпольной жизни Нью-Йорка, о бездомных, бедняках, джанки, слабых и униженных — и он пел о них так, что их нельзя было не любить; он клеймил всех, кого подозревал в лености и бесправии, — от Рейгана до рэперов, которые ему же воздавали почести. Его сэмплировали практически все; прошлогодний альбом Канье Уэста заканчивается пространной цитатой из монолога Скотта-Херона о темных временах, которые наступили в Америке. Почти все двухтысячные, когда ему перевалило уже за 50, он провел за решеткой по обвинению в хранении кокаина — время от времени выходил на свободу, его ловили снова и снова сажали, но даже в тюрьме он писал, говорил и пел.
Он умер, как жил, — многозначительно, неожиданно и знаменательно. В прошлом году выпустил новый альбом с символичным заголовком «Я здесь новенький», на котором освоил новую электронику, наговорил пространных монологов о жизни о судьбе и в очередной раз показал всем, кто тут папа. В этом году успел посотрудничать с молодым продюсером Джейми XX, который полностью ремикшировал его пластинку, — и снова удачно. В общем, Гил Скотт-Херон спокойно и убедительно напомнил всем о том, кто он и почему его надо уважать, протянул руку молодежи, благословил — и ушел. И это, безусловно, очень грустно — 62, в конце концов, не возраст. Но красиво вышло. Красиво.